Мария Рива "Моя мать Марлен Дитрих"
Прочитала два тома воспоминаний дочери Марии Рива о своей матери Марлен Дитрих. На русском языке книга вышла в издательстве Лимбус Пресс в Санкт-Петербурге в 1998 году. Не побоюсь сказать, что это интересная книга, описывающая подробности жизни знаменитой актрисы, её мужа Рудольфа Зибера, дочери Марии, её матери и сестры. Упоминаются и бабушка с дедушкой Марии со стороны отца, Рудольфа Зибера. Я довольна, что прочитала этот двухтомник. Много раньше я читала биографию М. Дитрих Стивена Баха "Марлен Дитрих. Жизнь и легенда", вышедшую в Смоленске в издательстве "Русич" в 1997 году. Многие факты совпадают.
Но в книге дочери раскрываются, кроме всего прочего, очень интимные подробности жизни знаменитой актрисы, которые могут шокировать, но однозначно ясно, что известные люди в быту причиняют много хлопот своим близким. Это оборотная сторона успеха. Но в двухтомнике помимо интимных подробностей жизни великой актрисы много интересных фактов о кино, о выдающихся людях того времени, о писателях, актёрах и актрисах, композиторах и других людях, окружавших семью Марлен Дитрих. И немало юмора.
Часто говорят, что Марлен Дитрих умерла, прочитав эту книгу дочери от переживаний, от инфаркта. Умерла она 6 мая 1992 года. Книга вышла тоже в 1992 году (Riva, Maria. Marlene Dietrich. — Ballantine Books, 1992). Но внук Марлен, снявший о ней фильм, говорил, что Марлен знала, что дочь пишет книгу, и часто звонила ей в Нью-Йорк, чтобы рассказать о каких-то фактах, подробностях, давала ей советы. Умерла она в 91 год, проведя до этого много лет в своей парижской квартире, не выходя из дома и, кроме того, не вставая с постели, так как уже не могла ходить.
М. Рива пишет:
"К началу 1982 года ноги окончательно отказали матери. Она не могла больше стоять - даже если бы захотела. Со своей всегдашней целеустремлённостью она добилась того, чего хотела. Теперь у неё был прекрасный предлог, чтобы отгородиться от окружающего мира. Марлен Дитрих без её потрясающих ног? Это было просто немыслимо...такую правду нужно было скрывать в постели, за надёжными стенами."
"Услыхав, что Дэвид Найвен умирает от поражения двигательных нервов, мать решила, что наконец-то нашлась подходящая и достаточно драматическая причина, объясняющая, почему она не может ходить, и сама себя убедила, что у неё тоже "болезнь Лу Герига". — Знаете, у меня то же самое, что у Дэвида Найвена, — объявила она всем и написала Найвену об их "общей" беде. Дэвид с его беспредельным человеколюбием, несмотря на собственную ужасную трагедию, тратил свое драгоценное время на письма к ней, в которых всячески ее успокаивал. Найвен умер, Дитрих осталась жива и продолжила управлять своим миром из своего личного бункера."
А вот фантазии Дитрих о её собственных похоронах:
М. Рива пишет:
"У нее было много разных вариантов — все на свой лад уникальные и все абсолютно в духе Дитрих: — Когда я умру… можешь себе представить, какой начнется переполох? Репортеры! Фотографы! Поклонники! Де Голль объявит этот день днем национального траура. В Париже невозможно будет достать номер в гостинице. Разумеется, всю организацию возьмет на себя Руди. С превеликим удовольствием! Нелли и Дот Пондел приедут, чтобы привести меня в порядок, наложить грим и причесать. Оба будут так рыдать, что буквально ослепнут от слез, и, конечно, не будут знать, что делать! Все эти годы, которые они провели со мной в "Парамаунте", им было совершенно нечего делать — я все делала сама. Но теперь меня уже нет, и их работу за них никто не сделает, вот они и будут стоять, проливая слезы и размышляя, как бы приклеить искусственные ресницы и красиво уложить спереди волосы. Сзади не имеет значения — ведь я буду лежать.
Жан Луи примчится прямо из Голливуда и придет в ярость! Он-то думал, что наконец сможет надеть на меня грацию — ту, что я носила под сценическим платьем, — а тут Руди ему заявляет, что не позволит смотреть на его жену "в таком виде!" и что на мне будет "простое черное платье от Баленсиаги". И еще Руди скажет, что только он один знает, как мне всегда хотелось выйти на сцену в маленьком черном платье… как у Пиаф.
Де Голль хотел, чтобы меня похоронили рядом с Неизвестным Солдатом около Триумфальной арки и отпевали в соборе Нотр-Дам, но я сказала: "Нет, я хочу у Мадлен". В Париже это моя любимая церковь, да и шоферы смогут припарковать свои лимузины на соседнем сквере и, дожидаясь конца церемонии, выпить кофе у "Фошона".
Мы возьмем орудийный лафет — вроде того, на котором везли Джека Кеннеди, когда его убили, — запряженный шестеркой вороных лошадей, а гроб будет задрапирован специальной трехцветной тканью от Диора.
Процессия двинется от площади Согласия и медленно пройдет по бульвару Мадлен до церкви в сопровождении всего Иностранного легиона — они будут маршировать под бой одного-единственного барабана… Жалко, что Купер умер, он бы мог надеть свой костюм из "Марокко" и присоединиться к ним… На тротуарах соберутся толпы беззвучно плачущих людей. Крупные парижские дома мод закроются, так что молоденькие продавщицы и белошвейки смогут пойти поглядеть на процессию и, обливаясь слезами, сказать свое последнее прости "Мадам". Со всего мира съехались гомосексуалисты. Они проталкиваются сквозь толпу, норовя приблизиться к сильным и красивым легионерам. Ради такого случая все скопировали костюмы из моих фильмов и в своих боа из перьев и маленьких шапочках с вуалью похожи на меня в "Шанхайском экспрессе" Ноэл выглянет из своего автомобиля: ему хотелось бы к ним присоединиться, но он знает, что должен вести себя безупречно — и не остановится. Он написал специальный некролог о "Marlenach", который, разумеется, сам прочтет в церкви, но настроение у него паршивое, потому что накануне они ужинали с Орсоном, и тот ему сказал, что он собирается показать целую сцену из "Макбета" и что Кокто ему сказал, будто он тоже прочтет что-то очень возвышенное — и притом по-французски!
Пока меня везут по улицам мимо скорбящих толп, в церковь начинают прибывать приглашенные. Руди стоит в специально сшитом у Кнайзе темном костюме, наблюдая за входом. На столе перед ним две полные коробки гвоздик — в одной белые, в другой красные. Каждому из входящих в церковь — мужчинам и женщинам — Руди вручает по гвоздике: красную тем, кто со мной спал, белую тем, кто говорит, будто спал, хотя на самом деле этого не было. Один Руди все знает!
Церковь набита битком. Красные с одной стороны, Белые — с другой. Смотрят друг на друга волками! Можешь себе представить: все пытаются разглядеть, у кого красная гвоздика — особенно женщины… Между тем Берт начинает мою увертюру, все в ярости, все безумно друг к другу ревнуют — точь-в-точь, как было при моей жизни! Фербенкс является в визитке, держа в руках письмо из Букингемского дворца… Ремарк в церкви так и не появился — напился где-то и забыл адрес… Жан с сигаретой "голуаз" в зубах прислонился к стене церкви — он отказывается войти внутрь… Над всем Парижем разносится колокольный звон…
Однажды я высказала предположение, что, наверно, было бы страшно эффектно, если бы вся 82-я воздушно-десантная дивизия во главе с генералом Гэвином спустилась на парашютах — каждый со своей гвоздикой… Матери моя идея настолько понравилась, что она немедленно вставила этот эпизод в сценарий".
Её экономка утверждала, что Марлен, возможно, приняла большую дозу снотворного, так как она вообще злоупотребляла большим количеством лекарств и даже наркотиков (амфетамин).
В книге Мария Рива пишет об очень метких отзывах актрисы о её коллегах, которые часто были нелицеприятны. У самой Марии также очень много точных характерстик знаменитых личностей, с которыми она общалась благодаря матери. Вот, например, о Ремарке:
Ремарк "напоминал актера из героической пьесы, который всегда стоит за кулисами и ждет, когда же наконец ему подадут нужную реплику. А ведь он писал книги, мужские персонажи которых воплощали все те силы, что в нем дремали, но никогда не складывались в законченный характер. Как раз самым очаровательным его качествам так и не суждено было обрести свое место в портрете совершенного человека. Не то чтобы он не знал, как встать с этим портретом вровень, — он считал себя недостойным такого совершенства".
Нет, пересказывать всю книгу невозможно, но хочу сказать, что читается она легко. И хотя некоторые авторы утверждают, что Мария что-то приукрасила или насочиняла, не могу утверждать, тем более что в книге очень много писем, которые сохраняла сама Марлен или Руди и Мария.
Читайте сами, ведь для каждого важно своё собственное мнение.
Комментариев нет:
Отправить комментарий